Прошёл не один десяток лет с того момента, как этот кошмар наяву закончился. Но память моя по сей день хранит в себе те чудовищные восемьсот сорок два дня. Просыпаясь, часто перед глазами я вижу моего лучшего друга, с которым мне довелось пережить этот ужас. Кто знает, что было бы со мной, не будь его рядом. Словами не передать, как я сожалею, что не смог разделить с ним радость в день конца блокады. Нынешнее поколение всё ещё помнит о том, что произошло во время войны. Каждый день победы я слышу искренние поздравления от каждого второго встречного на улице, это не может не радовать. Тем не менее, я всё равно не люблю просыпаться девятого мая. Да, этот день напоминает о том, что этот ужас кончился, но так же и воскрешает в моей памяти то, о чём я бы предпочёл не помнить. Не так давно я заметил, что те, кому повезло не застать те времена, редко вспоминают о тех, кто, увы, не остался после войны в живых. Они не забывают о кошмарных событиях прошлого, спустя столько лет сохраняют должное к ним уважение, но не задумываются над тем, что те, кому выжить не удалось – и есть настоящие герои. Таким и был мой давний друг. Митька был старше меня на два года, из-за чего я часто к нему прислушивался и делал так, как он говорил. Несколько раз это спасло мне жизнь. Со дня начала блокады и до самой смерти Митька оставался тем, кем он был всегда – героем. Вместо того, чтоб сидеть, жалеть себя и надеяться на то, что этот ужас скоро сам кончится, он приложил все свои силы, чтоб хоть как-то облегчить жизнь своих близких. После смерти его матери Митька остался один вместе с маленькой сестрой. Смотря на него, я продолжал оставаться сильным, ведь видел, что он, имея столько поводов впадать в уныние, всё равно держался, таща за собой меня, сестру, всех тех, кто потерял всякую надежду на спасенье. Нередко Митька голодал, отдавая свой хлеб сестре. Она видела, как он иссыхает на глазах, как его черты лица становятся всё острее, а кожа день ото дня становится всё бледнее. К концу осени ей стало совестно постоянно объедать своего брата, но когда она протягивала ему его же кусок хлеба, он никогда его не брал, если знал, что сестрёнка всё ещё голодна. «Тебе нужнее.. – говорил он. ..Я на этот раз обойдусь, ничего». Никогда я не мог спокойно смотреть на подобные картины, сдерживая слёзы. Когда начались холода, и стало совсем плохо, заболела и моя мать. Митька постоянно меня подбадривал, помогал мне ухаживать за матерью. Кажется, он по-настоящему верил, что ей удастся поправиться. Увы, у смерти были другие планы. Как-то в феврале я проснулся, тут же побежал будить маму, но сколько бы я её не звал, она не просыпалась. Митька пришёл где-то в обед, завидя меня, рыдающего рядом с кроватью матери, он сразу всё понял. Около часа он просидел рядом со мной, стараясь привести меня в чувства, в конечном итоге ему это удалось, после чего мы ушли, а я больше никогда не возвращался в свою квартиру. Митька забрал меня к себе, чему я был несказанно рад. Смотря на него, нельзя было сказать, что ему всего лишь одиннадцать лет, ведь справлялся он с тем, с чем и многие взрослые справиться не в силах. За всё это время я никогда не видел, как он плакал, жаловался на что-либо и тому подобное. Я не представлял, как можно в такой ситуации оставаться в здравом уме и при этом помогать остальным справляться с их многочисленными бедами. Сколько я знаю Митьку, он всегда таким был. Защитить друга ценой собственной жизни, пожертвовать чем-то дорогим ради того, кого любишь, искать справедливость там, где о ней и речи идти не может, самоотверженно бросаться в бой – всё это про него. Люди, подобные ему навсегда остаются в памяти людей и истории, к сожалению, я – единственный, кто вспоминает о нём. Помню, во время холодов, когда температура воздуха нередко падала ниже двадцати градусов, Митька всё равно ходил за водой самостоятельно, не прося помощи у взрослых. «Им ещё о себе позаботиться надо, нечего их беспокоить» – говорил он, когда я просил его обратиться за помощью к соседке. Его сестрёнка мерзла, а он, уходя за водой, оставлял ей свою дублёнку, не смотря на то, что нередко после таких походов возвращался с обмороженными ногами и руками. В день, когда прямо над нашим домом летали истребители, Митька не выбежал оттуда, спасая себя, а помогал тем, кто настолько обессилел, что не мог самостоятельно встать с кровати. На этот раз самоотверженность его и погубила, а ведь до конца блокады оставалось не так много времени. На дом сбросили бомбу, когда он кинулся туда, вспомнив, что на третьем этаже Людмила Ивановна не может самостоятельно подняться. Я видел, как открывалась подъездная дверь, в момент, когда к дому с чудовищной скоростью приближалась бомба. Его сестрёнка, стоя рядом со мной, кричала ему, так громко, как только могла, чтоб он скорее бежал. Увы, никаких шансов у него не было. Сброшенная бомба разнесла на кусочки всё до основания, не оставив ничего, кроме груды обломков. Девочке едва удалось пережить потерю брата. В те нелёгкие для всех нас дни я винил себя в том, что не научился быть таким же, каким был Митька. Я не способен был как-то успокоить девочку, ведь меня самого нужно было успокаивать. Но спустя какое-то время я всё же взял себя в руки и стал ему заменой, не такой хорошей, правда, но всё-таки. Немцы отступили, оставив после себя полуразрушенный город измученных и изголодавшихся ленинградцев, которым всё же удалось пережить этот ужас. Людской радости не было предела, как сейчас помню эти счастливые лица, которые встречались на каждом шагу. Это счастье невозможно передать словами, несмотря на то, что о том дне сказано так много слов. Даже спустя столько лет, я всё равно не забываю о Митьке, который показал, каким именно обязан быть настоящий человек. У меня нередко вызывают смех те, кто зовёт меня героем, ведь мне удалось пережить тот ужас. Всегда я отвечаю им, что настоящие герои остались там, убитые собственной самоотверженностью. А почти все мы – только лишь те, кому повезло оказаться рядом с ними. Не будь среди нас настоящих героев, как Митька, никто не смог бы спастись, даже если бы блокада длилась всего несколько месяцев. Они тащили нас за собой, прекрасно понимая, что без них мы потонем, зная, что самостоятельно нам никак не выбраться. Они не надеялись на ответную помощь, ведь знали, что нам нечего дать им, кроме негласной благодарности. Но большего они и не желали. Герои бескорыстно жертвовали собой, не ради того, чтоб спасти себя, а ради того, чтоб спасти нас. Кто же, если не они? Стоя там, где когда-то стоял наш дом, в котором Митька нашёл свою смерть, я вспоминаю об этом со слезами на глазах. Да, этот мир Митька покинул, но это ещё не значит, что он мёртв. «Пока жива память о человеке, жив и он сам.» – сказал мне как-то сам Митька. Кажется, как знал, что мне нужно будет это помнить.