Архивные документы по истории минувшей войны – неисчерпаемый кладезь информации. Сегодня я отслеживаю боевую биографию рядового Николая Литвиненко, воевавшего на Забайкальском фронте в составе 625-го стрелкового полка 221-й Мариупольской стрелковой дивизии. Николай Яковлевич вместе с однополчанами участвовал в историческом броске через пустыню Гоби и переходе через горные хребты Большого Хингана. Эта часть замысла советского командования в Маньчжурской операции и по сей день остается в военной истории примером исключительно смелого и рискованного решения, которое для японского командования оказалось совершенно неожиданным. Именно эти безлюдные и безводные места командование Квантунской армии, как и Генеральный штаб императорских войск, полагали наиболее безопасными в своей системе обороны. Но как Белорусская наступательная операция неожиданно для Вермахта началась через труднопроходимые болота, так и Маньчжурская включила в себя неожиданный удар через Гоби и Хинган в подбрюшину миллионной армии. Что нам расскажут архивные документы? В июне-июле 1945 года войска Забайкальского фронта были усилены 1 танковым и 2 механизированными корпусами, а также 18 стрелковыми дивизиями, пребывавшими в составе 39-й (из Восточной Пруссии) и 53-й (с территории Чехословакии) общевойсковых армий. Руководство фронтом было возложено на прибывавшее в Читу управление бывшего 2-го Украинского фронта (я позволю себе опустить часть информации, оставив лишь ту, что касается тридцать девятой армии генерал-полковника Ивана Ильича Людникова). В составе 39-й общевойсковой армии в Монголию прибыли: 17-я гв. Духовщинская, 19-я гв. Рудненская, 91-я гв. Духовщинская, 124-я Мгинская, 192-я Оршанская, 221-я Мариупольская, 262-я, 338-я, 358-я стрелковые дивизии. Маньчжурская операция войск Забайкальского фронта началась 9 и закончилась 18-19 августа 1945 года начавшейся в эти дни общей капитуляцией японских и маньчжурских войск. В общем стратегическом плане Маньчжурской операции Забайкальский фронт действовал не на главном направлении, имел огромные силы и сыграл решающую роль в разгроме японо-маньчжурских войск. Войскам пришлось действовать в очень трудных условиях пустынь и гор, в самое дождливое время на Хингане и в Маньчжурии. В период 12-20 августа здесь прошли ливневые дожди, которые размесили дороги, и без того очень плохие, и сделали их трудно, а местами и совсем непроходимыми всеми видами транспорта. Пехота наступала под проливными дождями по непролазной грязи, делая все-таки переходы за сутки по 30-40 км. Наступление войск шло с полным напряжением физических и технических сил. И еще раз наша пехота показала исключительную физическую выносливость, терпеливость и напористость. После капитуляции японцев войска фронта приступили к оккупации Маньчжурии, принимали капитулировавшие части и соединения, несли охрану коммуникаций и важных объектов и приводили себя в порядок. Китайское население повсюду встречало Красную армию с исключительным радушием и помогало в вылавливании японцев и дорожно-мостовых работах. Японо-маньчжурские войска потеряли убитыми 8000 и пленными 222000 человек, всего 230000 человек. Нами захвачены трофеи: пулеметов 9400, винтовок 87000, минометов 400, орудий 860, танков 480, самолетов 500 и большое количество различных складов с военными и промышленными товарами и сельскохозяйственными продуктами. Наши боевые потери: всего 5184 человека, из них безвозвратные потери – 1750 человек. Верховный Главнокомандующий Маршал Сталин высоко оценил героизм, проявленный воинами Забайкальского фронта, объявив благодарность участникам беспримерного марша через пустыню Гоби. ЦАМО. Ф. 210 Оп. 3116 Д. 293 ЛЛ.81-85. Вот этот документ. Николай Яковлевич хранит его, как самую дорогую реликвию. Даже боевые награды меркнут на фоне этого пожелтевшего плотного листа бумаги. Благодарность Верховного – подтверждение тому факту, что у рядового Николая Литвиненко хватило сил и мужества, чтобы преодолеть безводную пустыню, совершив в жесточайших природных условиях 350-километровый марш. Откровенно говоря, на этом фоне блекнет даже подвиг суворовских солдат, перешедших через неприступные Альпы и удивившим тем небывалым маневром всю Европу. - Мы молодые были, здоровые. Как говорили командиры, необстрелянное пополнение 1927 года рождения. На фронте нам, действительно, побывать не удалось. Но лиха военного хлебнули сполна. Мое полтавское село немцы оккупировали в сорок втором, выгнали их через год. Как раз исполнилось шестнадцать лет. Учиться хотелось, но осенью 1944 в школу ходил всего два месяца. В ноябре призвали в армию. Попал в школу младших командиров на Северный Урал. В марте 1945 года выпуск посадили в эшелоны и повезли на Запад. Предполагалось, что в Восточную Пруссию. Но под Москвой составы развернули и погнали на Восток. Приказ был строгим: писем не писать, на станциях не выходить, не шуметь, не привлекать внимания. Это сейчас я понимаю, что грандиозная переброска войск проходила в условиях строжайшей секретности. А тогда семнадцатилетнему пареньку было не осмыслить масштабов замыслов Генерального штаба. Да мы и не пытались: силы много, ума мало, ехали комфортно, питались по девятой норме, как на убой… Так наш герой оказался в Чите, откуда его полк перебросили на реку Хайлар под Улан-Уде, где, собственно, и началась боевая учеба. Апрель, май, июнь, июль – бесконечные стрельбы, отработка тактического задания «Рота автоматчиков в наступлении». А в той роте – сорок человек. В ночь на 9 полк подняли по боевой тревоге. Он перешел границу и двинулся в направлении Сулунь. Когда в Москве Нарком иностранных дел товарищ Вячеслав Молотов объявлял о начале войны против Японии, пехотинцы из 625-го полка 221-й дивизии были уже километрах в тридцати по ту сторону границы. Сулунь встретил бойцов минометным огнем. Вот как этот факт отражен в донесениях командования 94-го стрелкового корпуса в штаб фронта: «Северо-восточнее города Солунь развернулись бои между 221-й стрелковой дивизией генерал-майора В. Н. Кушнаренко и смешанной колонной противника, состоявшей из пехотинцев и артиллеристов и отходившей по обоим берегам реки Чол. 625-й стрелковый полк из дивизии Кушнаренко пересекал реку, когда по его флангу ударили японцы, имевшие значительное превосходство. Полк не дрогнул и оборонялся до подхода основных сил дивизии. Противнику не дали отойти в глубь Маньчжурии. К исходу второго дня боев он сложил оружие. Около восьми тысяч солдат и офицеров сдались в плен. 12 августа 94-й стрелковый корпус разгромил группировку баргутской конницы, пленив около тысячи всадников. Среди них оказались два генерала и два полковника. Командующий 10-м военным округом генерал-лейтенант Гоу Лин на допросе заявил, что их основные силы находятся ближе к восточным и северо-восточным границам. - Мы ждали удара у Хабаровска и Владивостока, - сказал он. - А здесь, на границе с Монголией, могут действовать только немногочисленные и легкие части. Японское командование было в этом уверено. При отсутствии развитой сети дорог немыслимо сосредоточить на границе между Монголией и Маньчжоу-Го крупные силы и начать наступление. Подобный вариант мы совершенно исключали. На этом и строился весь замысел советского командования. Началась пустыня Гоби. Сорок градусов жары, песок, пыль, недостаток воды. Лопатками копаешь песок, вырываешь яму глубиной полтора метра. Там песок мокрый, но горячий, а воды нет. Ее сбрасывали с самолетов, на душу приходилось граммов по двести. Этим не напьешься. Николай Яковлевич вспоминает: - Не поверите: есть не хотелось. А пить, особенно нам, украинцам, выросшим под Кременчугом, хотелось постоянно. Глаза закроешь – голова услужливо подсовывает то Днепр, то озеро, а то лужу после дождя. Эти галлюцинации многие не выдерживали, трогались рассудком… Любителям ралли «Париж-Дакар» нетрудно представить, что пришлось пережить солдату. Пыль, которую поднимали колонны, висела плотными тучами. Мало того, что она забивала рот и нос, она обжигала кожу, приводила в негодность оружие. Песчано-каменистая почва напрочь съедала обувь. Форсирование пустыни начал одетый с иголочки полк. А закончили группы оборванцев, которые походили на солдат разве что наличием оружия. Как бы там ни было, безводную Гоби полк преодолели. В конце этого пути, на одном из притоков Халкин-гола, ефрейтор Литвиненко нарвал рябины, сварил котелок «компота» и жадно и долго пил эту горькую воду. Сам признается: ничего вкуснее с тех пор отведать ему не удалось. Закончилась пустыня, начались предгорья Большого Хингана. Пошли туда, где нога человека не ступала веками. - Большой Хинганский хребет - это скопище голых скал, громоздящихся в чудовищном беспорядке. У подножия этих скал обрываются звериные тропы. Цепкая степная трава, расселившаяся на тысячах километров сухой земли, отступает перед неподатливостью каменных глыб. Местами хребет так высок, что вершины его скрываются в тучах, которые лежат неподвижными распластанными телами, словно прикованные навечно тяжелой цепью. Выше этих туч поднимаются только орлы. Остальная птичья братия, силой и характером послабее, гуртуется по впадинам и ущельям. Большой Хинганский хребет — это особое царство на Земле — царство камней, ветров и дождей. Поток войск группируется для прыжка через Хинган. Впереди движутся саперы. Японцы минировали проходы через перевалы, завалили расщелины, по которым можно проложить дорогу, ворохами битого камня. Саперы шаг за шагом прокладывают путь. Воздух содрогается от взрывов: там, где бессильны лопаты и лом, помогает взрывчатка. Она разносит на мелкие частицы могучие скалы, заваливает землей и щебнем глубокие ямы, пробивает новые проходы через неподступные перевалы, - вспоминает Николай Яковлевич. – Если в пустыне нас мучила жажда, то в горах стала донимать вода. Приходилось в сутки форсировать пять-семь горных речушек, холодных и быстрых. Плюс начались муссонные дожди, от которых просто не было спасения. Из архивных документов известно, что японское командование ожидало чего угодно, только не этого. Лезть в непроходимые скалы себе на погибель? Рациональное мышление, которым так гордятся японцы, подвело их в очередной раз. Удары в тыл были неожиданные, деморализующие и вынуждавшие капитулировать даже перед незначительными силами Красной армии. Конец войны, официально объявленный союзниками, таковым для Николая Литвиненко не стал. Несмотря на капитуляцию, разрозненные группы солдат и офицеров разбитой Квантунской армии продолжали болтаться по территории, которую контролировали наши части. Не то, чтобы они оказывали ощутимое сопротивление – этого не было. Просто болтались, дестабилизируя ситуацию в китайских деревнях и мешая появлению зачатков мирной жизни. Полк получил приказ: в ротах и батальонах создать специальные команды, которым поручить поиск и пленение этих диких японских вооруженных групп. Так что еще до ноября 1945 года пришлось ефрейтору Литвиненко заниматься ликвидацией одичавших, практически бандитских шаек из числа бывших военных. Надо сказать, что японские солдаты были боевыми, дисциплинированными, грамотными военными, преданными присяге, хорошо подготовленными физически. Сдавались неохотно: огня не боялись, сопротивлялись отчаянно, подрывали себя гранатами, лишь бы не попасть в плен. В ноябре 625-й полк вывели в Благовещенск, там расформировали. В январе 1946 года ефрейтор Литвиненко был направлен в 433-й конвойный полк МВД, дислоцированный в Райчихинске. Здесь опять судьба свела его с японцами. 12 000 японских военнопленных ежедневно выходили на работы в угольные карьеры, где открытым способом добывали уголек на благо победителей. Надо сказать, работали японцы на совесть, поскольку лагерный паек военнопленного напрямую зависел от выработки. До сентября 1947 года служил Литвиненко на Дальнем Востоке. Потом судьба занесла его в Вильнюс. Но это – совсем другая история.